Гамлет Вильяма Шекспира, постановка театра Бельвор Стрит в Плейхаузе Мельбурнской Театральной Компании, спектакли идут до 14 октября.
Марка хорошего постановщика – подойти к пьесе, какой бы узнаваемой и известной она не была и отрежиссировать её словно в первый раз. Именно это и произошло с постановкой Нила Армфилда. Я почти поверил, что вижу «Гамлета» впервые.
Действительно, это наиболее понятный «Гамлет», какого Мельбурн видел со времен спектаклей Дерека Джекоби в 1979 году. Это «Гамлет», который привлекает шекспироведов преданностью к тексту, молодое поколение – реализмом и подлинным чувством ужаса и заядлых театралов – безупречным сценическим мастерством.
И, хотя все еще здесь прослеживается стремление большинства актеров декламировать знаменитые слова, вместо того, чтобы просто произносить их, увлекаться блестящей поверхностью, вместо того, чтобы искать глубину, все же этот актерский ансамбль умеет извлекать эмоциональную правду из большинства сцен.
Например, сцены Офелии, просто уничтожающие.
Образ Кейт Бланшетт (в запекшейся грязи и крови), стоящей на одной ноге неустойчиво, как новорожденный жеребенок, имеет потрясающее воздействие.
Гамлет Ричарда Роксбурга поразил превосходным балансом между ненавистью и иронией, между знанием и бесхитростностью, между юностью и зрелостью.
Армфилд закрывает глаза на прелюбодеяние Гертруды, зацикливая Гамлета на её поспешном браке (больше, чем на убийстве отца), что кажется не особенно правильным. Так же как и обилие Фрейдизма. Он даже заставляет Эльсинорский Двор выглядеть не столько зловещим, сколько фарсовым.
Вместо этого он выдергивает из ткани пьесы нити, которые рефлекторны и театральны. Например, его Горацио (Джеффри Раш) наблюдает за Гамлетом, когда тот произносит свой монолог: «Я один теперь…»
Это интригует и на это гораздо легче смотреть, чем на более ранние монологи, особенно первый: «О, для чего ты крепко, тело человека…»
Освещение Рори Демстера, который использует противоречащие цветовые температуры, почти пугающе. Так же как и музыка, написанная и исполненная Джоном Роджерсом.
Я пропустил черный юмор, который обычно выдает второй могильщик, и Лаэрт Дэвида Уэнама показался мне слишком застенчивым.
К тому же некоторые актеры не сумели приспособить свои голоса к размерам и акустическим капризам Плейхауза. Но это незначительные недостатки в превосходной постановке.
Перевод Neil-Сказочницы.
Оригинал здесь
