Барри Коски ослепил австралийскую публику. Но в случае с Мольером стиль не может заменить сущность, пишет Питер Кравен.
Сейчас, вероятно, лучшая пора за все десятилетие, которое минуло с тех пор как Барри Коски стал театральным режиссером. Я никогда не забуду шок, который испытал, увидев его студенческую работу «Дон Джованни». Я нашел её гораздо более сильной, чем постановки многих ведущих компаний.
С тех пор Коски прошел по всем ступням успеха. Теперь он ставит одного из самых великих театральных классиков, «Тартюфа» Мольера в Сиднее.
Коски 30 и он, в конце концов, уже стар, чтобы его называть вундеркиндом, но он все еще способен вас удивлять. И, хотя его постановка «Кукушки» на сцене Сиднейской Оперы первоначально в Сиднее встретили в штыки, это был один из самых примечательных оперных спектаклей в Австралии.
Его «Летучий Голландец» со своей строгостью и экспрессионизмом был даже лучше.
И все же есть другая сторона в Коски, которая влияет на его работу и временами тревожит его утверждения об австралийской культуре. Это Коски, который не только не хочет воспринимать себя серьезно, но и готов рисковать аспектами целой постановки во имя своих идей.
И «Тартюф», которого Коски поставил для Сиднейской Театральной Компании выявляет слабости режиссера, который однажды сказал, что текст не более важен, чем площадка.
Первый вопрос, который возникает в связи с этой постановкой – почему Мольер?
Пьесы Мольера – одни из самых сложных комедий в репертуаре. Они требуют актеров (и режиссеров) внимательных, готовых проникнуть в них, а не парить над ними. «Тартюф» с его обличением религиозного лицемерия – особенно твердый орешек.
Постановка Коски – визуально захватывающая игра, но она даже на милю не приближается к гуманизму мольеровской комедии. Главные трудности мольеровских пьес в том, что в них нет ни шекспировской экстравагантности, ни даже великолепных линий в стиле Оскара Уайлда. Юмор – дело персонажей и ситуаций.
Решение Коски – взять конкретную ситуацию – глава семьи попадает под влияние злодея в фарисейской одежде – и он изворачивается здесь до предела, делая максимальный акцент на лихорадочном фарсе.
Он берет перевод Кристофера Хэмтона и позволяет актерам австрализировать его всевозможными народными оборотами, но при этом даже не делает попытку модернизировать язык.
Результат – анахронический кошар, в котором бессильные отцы семейства бормочут о патриархате, а «Премьер-министр» заменяет монархию Короля Солнца. Полбеды, если бы постановка коренилась в какой-либо реальности, но ничего подобного нет.
Питер Корриган дал Коски обескураживающий дизайн, хотя Коски всегда проявлял особое уважение к миру ужасов мультипликации Роберта Крума. Персонажи – всего лишь карикатуры, а не стилизированные человеческие типажи, а действие (и игра) – всего лишь грубый набросок целой концепции.
В одном месте беспокойная, уродливая дочь (Ди Адамс) разрывает руками на части приготовленного цыпленка. В другом месте зазнавшийся Тартюф мочится в графин для белого вина. После того, как порядок восстановлен, владелец дома, Оргон, берет этот графин. Возможно это какой-то особенный причудливый образ «выпивание мочи», но он очень характерен для этой резкой и своенравной постановки «Тартюфа».
Дизайн Питера Корригана увлекает нас к воспоминаниям о «Маленьких убийствах Джулиуса Фейффера», но Коски проявляет мало сочувствия к семейным или гетеросексуальным резонансам, равно как и к пригородным австралийским резонансам, что Корроган должен был воспринять как пародийную смесь.
Его актеры, увы, потерялись в марионеточной пьесе. Пол Блеквелл слишком слаб. Его Оргону недостает драматической силы даже на то, чтобы показать потерю контроля. Луиза Фокс, в роли Дорины – простой набросок австралийской женщины из рабочей среды. Бесформенный мешок, который подчеркивает её беременность выглядит эмблемой акцента Коски – акцента женоненавистнического – на женском уродстве, которое доминирует в этой постановке, как нервный тик.
Только одна женщина избежала этого – Милита Юризик, которая играет Эльмиру, жену и мать, в стиле, который отдает насмешливую дань Жан-Пьер Минону. Здесь по крайней мере интересно режиссерское намерение, но эффект все равно дает осечку.
Конечно, есть, несомненно, ударные моменты. Дамис (Митчел Бьютел), сын семейства, стремительно выскакивающий из-под Рождественской елки. Дэвид Уэнам в роли нравоучительного шурина Оргона Клеанта оживляет свой персонаж женоподобной манерой. Но слишком часто актеры Коски напоминают механические игрушки, из которых моделирую телевизионную мультипликацию. Это делает «Симпсонов» похожими на Камеди Франсе.
Единственный в этой постановке удачный подбор актера – Яцек Коман, в главной роли, ему удается достигнуть несколько впечатляющих моментов, но даже его задушили претензии Коски. Дело не в том, что он вынужден носить белую рубашку мормона и черный галстук. Это само по себе неважно, хотя и вполне в духе того грубого и неудачного импульса, который лежит в основе энергии и электричества постановки.
Энергии здесь много. В одном месте персонажи носятся по сцене среди стен, которые меняют свою окраску. Театральность момента кричаща, но полного понимания «Тартюфа» не достигается совершенно.
Постановка Коски не сделает его наследником Питера Брука. Она даже не приближает его к статусу постановщика «Кукушки» и «Летучего Голландца». Даже больше, это как будто Моцарт, которого репетирует самодеятельный школьный оркестр.
Не поймите меня неправильно, Коски – одно из сокровищ австралийского театра. Но он не должен позволять признанию этого факта делать из себя драгоценность. Он определенно имеет влечение к Ренессансу и неоклассицизму – Шекспир, Мольер. Возможно, потому что он расценивает их как более оперных, чем их преемники. Так оно и есть. Но он должен быть понимать, что их предреалистический театр не может быть сведен к стилизованному, марионеточному шоу.
Самый примечательный недостаток постановки – эмоциональное напряжение между тем, что актеры привносят в свои роли и режиссерской концепцией парня, который хочет регламентировать каждый их шаг.
Этот «Тартюф» показал, что, если его удалить от чистого эмоционализма, голого уравнивания формы и чувства, которое неизбежно в опере, и поставить перед лицом театра, основанного на тексте, Коски окажется неоперившимся юнцом, недостойным своей репутации.
Остается только надеяться, что когда и если эта постановка выйдет на Мельбурнскую сцену, она получит небольшую гуманную, юмористическую пластическую операцию.
Перевод Neil-Сказочницы.
Оригинал здесь
