Несколько месяцев назад, оппозиционный представитель иммиграционной службы спровоцировал вспышку моральной паники, когда предложил, что полиция должна следить за лицами, ищущими убежища в стране, на основе протоколов правильного поведения, чтобы они не имели возможности нанести ущерб хорошим, правильным и «уязвимым» людям. Это была позорная вспышка, но, к сожалению, не удивительная. Дикие времена – дикие нравы.
Постепенное погружение в безумие, которое происходит, когда дикие вещи воспринимаются всерьез, и неизбежная человеческая трагедия, сопровождающая этот процесс, являются ключевыми темами «Сурового испытания». В деревне Салем добрые праведные пуритане заражаются уверенностью, что находятся под угрозой колдовства, и весь город вовлекается в судебное разбирательство, с целью выявления и искоренения виновных. Оно начинается с диких обвинений, порожденных мелкой личной местью, и заканчивается позором, убийствами и моральной деградацией. Здравый смысл испаряется, и пьеса Миллера шаг за шагом проводит нас по этому пути.
Эта постановка столь любимой классики на сцене МТК мудро избегает обычно присущих ей сложных декораций в пользу эстетики простоты и незаполненности, когда смещение и наложение белых форм заполняет сцену, словно ограждая от внешней тьмы. И белизна этих открытых конструкций тихо издевается над «чистотой и прозрачностью» действий, которые происходят внутри и вокруг (а иногда и позади) них, а, кроме того, она также фокусирует наше внимание на самих персонажах. И это оказывает весьма положительный эффект, поскольку помогает нам вжиться в происходящее на сцене, как и положено в хорошем театре. Обычно постановки МТК из-за всей их гладкости и зализанности сценического дизайна, создают ощущение просмотра гигантского телевизора. Но только не в этот раз. В то время как ледяной ветер дует сквозь открытое пространство, весь жар концентрируется в самом представлении.
Рассказ о коллективном безумии для пущей убедительности требует сильного актерского состава, и MTК это обеспечивает. Следует отметить Гранта Картрайта в роли преподобного Хейла, который развязывает панику на ранней стадии, и чьи действия не раз склоняют чашу весов на ее сторону. Его голос несет в себе полный спектр эмоций – от пронзительной определенности до неуверенности в себе, которыми отмечены приливы и отливы происходящих событий. Грег Стоун, Пол Инглиш и Джеймс Уордлоу великолепно поддерживают основную линию спектакля в качестве преподобного Пэрриса, Томаса Патнэма и Иезекииля Чивера соответственно – напыщенные и морально скомпрометированные, они раздувают двусмысленную историю, приведшую к ужасным последствиям. Элизабет Неббен, играющая Абигайл, исполняет эту ключевую роль с вызывающей жесткостью, и в то же время хрупкостью, как она того и требует, ее поддерживают Аманда Макгрегор и Эдвина Сэмюэлс, в роли других девушек, и Сара Огден в роли Мэри Уоррен. Для всех них эта постановка стала дебютом в МТК, но напряженность, которую они вносят в ключевую сцену в третьем акте, означает, что мы, без сомнения, можем ожидать от них большего в будущем. Брайан Липсон в роли заместителя губернатора Данфорта и Анита Хейг в роли Элизабет Проктор – оба персонажа опираются на собственную правду – Дэнфорт на расчетливую, железную убежденность в правоте, посылая десятки людей на смерть, непоколебимую, даже если приходится подлаживаться к изменившимся обстоятельствам, жена Проктора – на спокойный, здравый стоицизм и самообладание. Их краткое противостояние в третьем акте искрит электричеством.
Актерская игра Дэвида Уэнама в роли Джона Проктора, отягощенного чувством вины сердца шторма, сравнительно более приглушенная. Он является моральным центром пьесы и достойно несет эту тяжесть, это лучшая роль в постановке, и он исполняет ее со своевременным пафосом и отдельными комическими всплесками там, где это необходимо. Но его главное актерское мастерство проявляется в паузах. Непростая сцена в доме Проктора во втором акте и его колючие обмены репликами с Хейлом являются одними из лучших моментов за весь вечер, и нарастание напряжения, которое мы ощущаем там, достигает своего пика в третьем акте – в его взгляде, который заставил бы покраснеть даже Маргарет Тэтчер.
Не все в спектакле до конца отработано. Неоднозначно отношение к акцентам и построению речи отдельных персонажей, которые иногда звучат довольно резко и, возможно, выиграли бы, будучи более последовательными. Первый акт немного попахивает мелодрамой в начале и не находит почву под ногами, до прибытия Хейла-Картрайта. Излишнее хождение в финальном акте кажется немного не к месту, и несколько уменьшает накал действия. Но по большей части все сделано прекрасно, и такие моменты, как обнаружение иглы в кукле настолько наполнены абсурдностью, что они глубоко задевают аудиторию, которой остается только реагировать смехом в некоторые из этих самых болезненных моментов. В свете замечаний Фрейда о смехе как о средстве непроизвольного освобождения от боли и попытке обрести уверенность, это дает некоторую уверенность, что глубокие мысли, заложенные в пьесе, достигают своей цели. Мы признаемся сами себе, как легко мы можем увлечься толпой, и нас печалит стойкость нашей восприимчивости к ней, даже если мы пребываем в бредовой убежденности, что мы относимся к таким людям, как Джон Проктор. То, что постановка Сэма Стронга пробуждает таких демонов внутри нас, показывает, что она превосходно удалась. Огонь действительно горит.
Перевод Брединки
Оригинал здесь
Подробнее о постановке
